Кеннет Уайт

Мне хотелось бы развить здесь некоторые положения и идеи, которые я в свое время записывал для себя, чтобы написать о том, что я тогда называл «метафизической историей России».

Термин «метафизическая» означает здесь, что изучаемая область, или поле, находится на огромном расстоянии от политической истории России, которая занимает умы уже не меньше века.

Кеннет Уайт

Гете, которым сначала много восторгались и рассматривали как героя немецкой литературы, а затем также легко порицали как асоциального обитателя Олимпа, занимает на литературной и культурной карте совершенно «особое место», где происходит «нечто иное», стоящее особняком от общих течений и тенденций эпохи. Веймар являлся для Гете не столько двором, при котором он служил, а значит и подчинялся его протоколу, сколько неким изолятором, – особенно во время его вторичного пребывания там, то есть после путешествия по Италии, оказавшим на него решительное влияние, – который позволял ему сосредоточиться на своей работе и еще шире раздвинуть границы его и без того незаурядного интеллекта.

Он ощущал необходимость такой изоляции, чтобы избежать того общего литературного потопа, который в 1800-х годах Вордсворт отмечал в Англии («непрерывный поток иступленных романов и глупых трагедий»), но особенно в контексте немецкого периода «Бури и натиска», к которому Гете принадлежал и сам: периоду, полному творческого возбуждения и беспутства, безнадежности и болезненности, мучений и трагедий, отмеченному в литературном плане драмой «Гец фон Берлихинген», романом «Страдания юного Вертера», стихами «Ночная песня странника», а также драмами и самой жизнью Якоба Ленца, с которым Гете связывала тесная дружба.

Кеннет Уайт

Тетради по геопоэтике

1 апреля 1801 года, по возвращении с Кубы, Александр фон Гумбольдт находился в Картахене-де-Индиас, в Новой Гранаде (современная Колумбия) и писал своему брату Вильгельму:

«Если ты получил мое последнее письмо из Гаваны, то должен знать, что я изменил свои первоначальные планы и вместо того, чтобы ехать в Северную Америку, в Мехико, вернулся на южные берега Мексиканского залива, чтобы добраться до Кито и Лимы. Было бы слишком долго объяснять тебе причины этих перемен…».

Когда Гумбольдт писал это письмо, он уже начал свое необъятное «путешествие к равноденственным областям Нового Света», начавшееся 5 июня 1799 года и продолжавшееся до 3 августа 1804 года.

Именно это путешествие я называю «геопоэтическим странствием». Я попытаюсь объяснить причины этого путешествия, все его разумные причины, иначе говоря, постараюсь показать его общую логику. А также поясню, почему называю это путешествие «геопоэтическим». Но сначала нужно сказать несколько слов об использовании единственного и множественного числа в заголовке и в этой работе. Говоря о «геопоэтических странствиях» во множественном числе, я не столько думаю о других путешествиях Гумбольдта (в частности, по Центральной Азии), сколько о продолжении того самого путешествия по Экваториальной Америке и о тех идеях, которые оно подарило Гумбольдту. В сущности, американское путешествие будет тянуться через всю его жизнь, как огромная горная цепь, пролегающая от Аляски до Огненной Земли. Гумбольдт будет публиковать результаты этого путешествия в течение 30 лет, которые воплотятся в обширном тридцатитомном издании. В этих книгах, как и в некоторых других («Картины природы», «Космос»), опираясь на опыт этого путешествия по Новому Свету, он попытался открыть новое интеллектуальное и поэтическое поле или, скажет так – новый мир.

«Восток и Запад – меловые линии,
которые кто-нибудь проводит у нас на глазах,
чтобы одурачить нашу трусость»[1]

(Ф. Ницше)

Вопрос о взаимоотношениях Востока и Запада занимает в истории мысли совершенно особое место. Эти взаимоотношения переплелись друг с другом еще в Античности. И здесь можно выделить два основных этапа, связанных с возникновением метафизики, а также с учением о сферах[2].

Данная оппозиция зарождается из картографического представления мира в досократический период, а позднее будет подхвачена Платоном уже в онтологическом плане, в частности в «Пире» и «Тимее». Представление о мире простирается между двумя этими полюсами. Согласно первому всякая карта, всякая «космограмма» должна пониматься как способ изображения восприятия отношений между субъектом и феноменами (в духе буддийской мандалы), а согласно второму картографические формы являются точным и объективным отражением реальности. Тем самым бинарная картографическая оппозиция между Европой и Азией смыкается с платоновским мифом о двуполых организмах и подготавливает оппозицию между Востоком и Западом, возникшую в Римский период и хорошо заметную в противостоянии Рима и Византии.