Кеннет Уайт

Поэт, писатель, эссеист

Основатель Международного института геопоэтики

Некоторое время назад, в Глазго, а затем и в Париже, я много думал о России. Бродил по улице Некрасова, фланировал по Невскому проспекту…

Меня занимал известный спор в литературе и философии между славянофилами и западниками: взаимоотношение между народным гением и эволюцией культуры.

Россия всегда, во всяком случае, это продолжается уже некоторое время, колебалась между европейским Западом и азиатским Востоком. Из Азии в нее пришла монгольско-татарская Орда, с Запада ее атаковали рыцари Тевтонского ордена. Она расширила свои территории к западу, к Балтийскому морю, и к востоку – в Сибири. Мирные экономические и культурные отношения между Россией и Европой существовали уже со времен Киевской Руси. В XVI веке они развивались в направлении Англии, Франции и Испании. Борис Годунов также поощрял идею «европейской России». Но именно Петр Первый осуществил настоящий поворот русской истории, внедряя европейский образ мысли и труда. Именно он проложил Невскую перспективу, проспект, который отметил собою начало Западничества.

 Кеннет Уайт

Теория? Да. Не побоимся этого слова, которое последнее время уступило место множеству всякого рода беспорядочных поделок. Без теории мы будем бегать по кругу, накапливать комментарии и мнения, замыкаться в нашем воображаемом и фантазиях, теряться в зрелищном, утопать в деталях и задыхаться во все более неясной повседневности. Ведь всякая разумная теория должна основываться на фундаментальной мысли, должна быть связана с серьезной практикой и оставаться открытой.

 Кеннет Уайт

Для ясного ума, обладающего чувством возможного, редки эпохи человеческой истории, которые можно считать по-настоящему удовлетворительными и еще меньше радостными. Общее чувство, общее ощущение, которое мы можем иметь о своей эпохе в конце XX века, это – ощущение пустоты, пустоты, наполненной шумом и яростью, морализующим дискурсом, социологической статистикой, нагромождениями псевдокультуры, паточной чувственностью, и все это на фоне экзистенциальной тоски.

Кеннет Уайт

В сфере науки «Космологические соображения к общей теории относительности» (1917) Эйнштейна являются ключевым этапом: это попытка осмыслить космос иначе, нежели обычным (методичным) взвешиванием материи и измерением объектов. Но вместо того, чтобы комментировать эту работу, в нашем контексте я предпочитаю погрузиться в психологические глубины Эйнштейна-человека на примере его переписки (в частности, с Максом Борном), свидетельствующей о личной заинтересованности физика, его экзистенциальном вопрошании и пространстве мысли (и бытия) по ту сторону физических «исследований». Эйнштейн говорит, например, о своем «дико спекулятивном» образе мысли и необходимости, – раз наука и философская мысль должны двигаться вперед и достигать все большей полноты, – выйти за пределы «механистической и специализированной логики», совершить «невероятный интеллектуальный скачок».